Александр Волохань: А вдруг есть вечность

Материал из Skazka
Перейти к навигации Перейти к поиску
25px-Geographylogo.png Язык:      Flag of Russia.pngрусский     Flag of the United Kingdom.pngenglish     Flag of Norway.pngbokmål     



Al.jpg

Настоятель православного прихода святой Анны Новгородской в Тронхейме опечален тем, что только пятая часть проживающих здесь россиян являются его прихожанами. Иногда люди слишком вовлечены в то, что находится по эту сторону жизни, сетует священник Александр, призывая нас задуматься: «А вдруг есть вечность? А вдруг христиане правы, и там будет суд, и с нас спросят?»




– Давайте начнем с земного вопроса: как приезжают в Норвегию православные священники, имея в виду правовой аспект, на каком основании они получают вид на жительство в стране?

– Священник из России может приехать в Норвегию по миссионерской визе или по приглашению действующего в стране прихода.

Норвежская церковь занимается активной миссионерской работой, есть внутренняя миссия, направленная на просвещение собственного населения, а есть миссия внешняя по всему миру, в том числе и в России – в Мурманской, Архангельской областях. На основах равноправия в стране допускают, что и на территории Норвегии может действовать любая другая церковь. Здесь и есть кто угодно – баптисты, свидетели Иеговы, мормоны, католики. С 1996 года у Русской Православной Церкви зарегистрирован в Осло приход, который имеет статус работодателя, и, соответственно, может приглашать кого угодно – священника, художника, певца.

Но сам я оказался здесь иначе. В 2002 году моя жена, генетик по специальности, получила работу в NTNU, и мы переехали сюда вместе. Я на тот момент учился в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете в Москве, который закончил уже будучи в Норвегии. По первому образованию я юрист – в 1996 году закончил Московскую юридическую академию.

– Вы планировали стать здесь священником?

– Конечно, я не исключал, что могу стать священником, но цели такой не ставил. Человека призывают к служению. Год я проучился на курсах норвежского в университете, потом работал школьным учителем в Тронхейме. Все это время я поддерживал контакты с игуменом Климентом, священником из Осло, помогал ему на богослужениях, а в 2007 году по решению Священного синода был рукоположен сам – сначала в диакона, а потом в иерея.

– Насколько многочисленна русская православная диаспора в Норвегии? Какое количество мигрантов являются прихожанами, верующими, а не просто носителями православной культуры?

В Норвегии постоянно проживают и служат три священника – в приходе равноапостольной княгини Ольги в Осло, Богоявленском приходе в Бергене, и св. Анны Новгородской в Тронхейме

– В Норвегии действуют храмы четырех поместных Православных Церквей: Московского, Константинопольского, Сербского и Румынского патриархатов. Но первыми в XX веке представителями православия в стране стали эмигранты из России, которые приехали сюда во время первой мировой войны.

Сегодня официально зарегистрировано более трех тысяч прихожан-россиян. Норвежское государство выплачивает религиозным объединениям дотации, которые рассчитываются по числу членов этих организаций, поэтому мы своих прихожан тоже регистрируем. В стране постоянно проживают и служат три священника – в приходе равноапостольной княгини Ольги в Осло, Богоявленском приходе в Бергене, и св. Анны Новгородской в Тронхейме.

В Тронхейме проживает около 500 россиян, прихожан – чуть более 100. Богослужение совершаем в лютеранском храме. Помещение нам предоставляется бесплатно, несмотря на то, что по норвежским законам всем религиозным организациям, кроме лютеран, полагается сдача в аренду. Перед каждой службой приходится собирать передвижной иконостас. Это занимает около часа, зато пространство преображается до неузнаваемости. Помимо Тронхейма я совершаю богослужения в Тромсё и еще в восьми городах, на расстоянии почти в две тысячи километров.

– Вы выросли в атеистической стране, выбрали светскую профессию, закончили институт. И вдруг решили стать священником. Что-то ведь должно было подтолкнуть вас к этому? Возможно, семья была религиозная?

– Семья не была религиозной, как и большинство семей в то время. Отец был военным следователем, и, видимо, под его влиянием я и стал юристом, хотя выраженной тяги именно к этой профессии у меня не было. В школе я учился хорошо, многие годы был отличником, но способности были больше гуманитарные. И в институте я выбрал направление – криминологию, науку о личности преступника: почему тот или иной человек совершает преступление. Есть еще криминалистика – наука о следах преступления, то есть как, имея определенную совокупность следов преступления, вычислить преступника.

Но уже лет с 14-15, задумываясь о выборе профессии, я стал много размышлять о смысле жизни. Вот мы растем, развиваемся, получаем знания, опыт, а в какой-то момент умираем, и все исчезает. Это глупо, обидно, возникает протест: «А какой же тогда в этом смысл?» Можно смириться со старостью, болезнями, и продолжать жить, но смерть – это обнуление всего, ради чего собственно и живешь. Представьте себе: вы строите дом, а достроив его, позовете кого-то в гости, и этот человек ваш дом подожжет. Стоит ли его вообще звать?

Но я не просто размышлял, а настойчиво искал ответ на свой вопрос – посещал различные религиозные группы, и поначалу совсем не христианские. Это были 90-е годы, когда железный занавес пал, и в Россию стали приезжать миссионеры из совершенно разных стран, что, кстати, только усложняло задачу – очень непросто сделать выбор, когда проповедников истины слишком много.

Я понял, что главная беда человека – не собственно страх смерти, а осознание того, что жизнь не бесконечна. А если дальше ничего нет – для меня, для моих родных – как тогда воспринимать саму жизнь? Это как если бы вам сказали: «Мы вас расстреляем через час, а сейчас ешьте, пожалуйста, торты, конфеты, мороженое». Вы что, сможете думать о конфетах? В чем радость жизни, если вы – умрете?

Перед каждой службой приходится собирать передвижной иконостас. Это занимает около часа, зато пространство преображается до неузнаваемости
К религии приводят два пути: путь размышлений и путь сердца

Известно, что у человека, приговоренного к смертной казни, ход времени замедляется, каждая минута может вмещать целую пропасть времени. Я сам однажды испытал нечто подобное. Я находился в старой московской квартире, в которой был очень ветхий пол. И вдруг он провалился подо мной, и я полетел вниз. Падал я всего несколько секунд, но мне казалось, что прошла целая вечность, причем я смотрел на себя как бы со стороны, как будто не со мной все это происходит.

Есть одна вещь, которая объединяет все религии – это вера в то, что со смертью жизнь не завершается. Земная жизнь нам дана для того, чтобы подготовить себя к переходу в другое качество, и очень важно как мы ее проживем – ведь что посеешь, то и пожнешь. Вот если посеешь пшеницу, должен знать, что рожь вырастет, а не тюльпаны, и некого в этом винить.

– Невозможно жить, постоянно думая о смерти. Есть ли вечность, достоверно неизвестно, а жизнь коротка и хочется радоваться, а не готовить себя к переходу в другое качество. Когда человек увлечен, делает то, что ему интересно, нет времени задумываться о смысле жизни. Собственно, деятельность и есть смысл.

– Когда человек заболевает или оказывается лицом к лицу со смертью, у него меняются сразу все приоритеты. Представьте себе, что вы сидите в поезде и пьете чай, и вдруг объявляют: «В одном из вагонов заложена бомба, через 15 минут поезд взорвется и слетит в обрыв». Как вы поступите: будете безмятежно завершать трапезу, если даже видите, что уже горят передние вагоны, мост обвалился? Нет, вы начнете спасаться. Продолжать ехать, убеждая себя, что все в порядке – беспечность, недальновидность. В какой-то момент я осознал, что жизнь – как заложенная бомба, это поезд, который едет к обрыву.

Вообще к религии приводят два пути: путь размышлений и путь сердца. По пути сердца идут обычно от большой беды – болезни или смерти кого-то из близких, когда все, что происходило вокруг человека, исчезает, и в душе появляется пустота. Человек соединяет на самом деле оба пути, потому что у каждого есть и сердце, и ум. Я не беру крайний случай – потерю сознания, а имею в виду обычное положение вещей.

– Вы упомянули, что проповедников истины слишком много. Способен ли человек разобраться в этом многообразии и выбрать для себя «правильную» религию?

– Представления о мире в ходе развития человечества менялись. Было время, когда люди думали, что земля держится на китах, на слонах, солнце вращается вокруг земли. Но с этими вещами уже разобрались, и никто кроме невежд уже не скажет: «Да кто его знает, может это солнце все-таки вращается?» Так же и в религии. Мы ведь не велосипед изобретаем. Мы не первые, кто живет и кто умрет. Если человек ищет всерьез, то он научится разбираться.

Иногда люди опасаются, что религия заберет у них свободу. «Меня запрягут как лошадь, подчинят распорядкам, – рассуждают они. – А почему я должен?» Во-первых, человек в любом случае подчиняет себя каким-то нормам. Считать себя абсолютно свободным – иллюзия и самообман. Второй момент – понять, что это можно принять. Вам говорят: у вас есть возможность вечной жизни, но для этого нужно трудиться над раскрытием своего потенциала. И этому надо учиться. Да, если я стану верующим, я подчиню себя распорядку, но разве студент, который должен посещать лекции, сдавать экзамены, делает не то же самое? Хочешь достичь результата – будешь себя понуждать и подчинять. Скажу больше: многие люди ищут тех, кто их этому научит, пользуются помощью психологов, часто весьма сомнительной.

– Но на пути в вечность люди попадают в жизненные ситуации, из которых им нужно выбираться: кого-то муж выгоняет из дома, кто-то не может найти работу и впадает в депрессию. Психолог помогает человеку восстановить внутренний баланс и найти правильное решение. Что в этом плохого?

– Психолог, особенно если он неверующий, задействует только человеческие ресурсы – свои или пациента. Задача психолога – восстановить внутренний баланс у человека, находящегося в депрессии или потерявшего ценности. Но при этом он не может указать ценности, а лишь декларирует, что жизнь лучше смерти или состояние радости лучше, чем печаль.

Молитва – тоже терапия, но терапия души. А душа – категория религиозная. Молитва не решает утилитарных задач – чтобы муж не выгнал или чтобы человек выздоровел, хотя и такое бывает. Люди расскажут вам о таких чудесах, когда они излечивались от тяжелых болезней, выживали в страшных авариях, потому что молились. Суть религии не в том, чтобы человек успокоился и не переживал. Да, возможно, вас и выгонит муж или вы будете больным, но при этом жизнь сохраняет свой главный смысл. Человек веры – это тот, кто прозрел, но не утратил радость жизни.

Существует миф о том, как Будда оберегал сына от печали и не хотел, чтобы тот встречался с больными и старыми людьми, видел покойников и расстраивался из-за этого. Но однажды молодой человек встретил и старого, и больного, и умершего. Он был потрясён: «Как, и это со мной произойдет, и это, и это? Как тогда можно жить?»

Человек верит совсем не потому, что он чего-то лишился или может лишиться, а когда осознает, что жизнь конечна. Пока мы молоды и здоровы, задумываемся об этом реже, хотя можно быть молодым и верующим. Молодой тоже может умереть, не дожив до 30 лет – от болезни или от несчастного случая. Поэтому уже с ранних лет нужно формировать у себя нормативы правильного образа жизни. Ведь земная жизнь одна, и она определяет жизнь вечную.

В какой-то момент я осознал, что жизнь – как заложенная бомба, это поезд, который едет к обрыву

При посадке в самолет пассажиров инструктируют, как им действовать в случае возникновения нештатных ситуаций. Это делается не для того, чтобы запугать людей, а чтобы научить их поступать правильно. Если не знаешь, что делать, то точно погибнешь, а так есть шанс спастись.

– Но если самолет все-таки упадет, будет ли верующий радоваться предстоящему переходу в вечность? Ведь это как раз то, ради чего и дана нам земная жизнь.

– Когда Христос уже знал, что за ним придут и распнут его на кресте, он произнес перед иконой: «Отче, да минует меня чаша сия». И следом: «Не моя воля, а твоя да будет». Казалось бы «Да минует меня чаша сия» – это моление как раз избежать участи, мучительной смерти на кресте.

Верующий не будет радоваться падению самолета хотя бы потому, что не будет чувствовать себя готовым к встрече с богом. Но он будет молиться. Молитва означает максимальную концентрацию на том, что это может быть последний час в жизни. Христос говорит: «В чем застану – в том и сужу». Суд как экзамен на то, каким ты стал на момент вхождения в вечность. Очень важно, как произойдет встреча двух миров – мира божьего в своей высоте, полноте, чистоте, и нашего внутреннего мира: будет ли это диссонанс или в результате наступит гармония. Речь об этом как раз. Поэтому когда происходит какая-то страшная вещь, верующий не более спокоен, хотя, казалось бы, должен быть, зная, что все в руках божьих.

– Если верующий и атеист одинаково не хотят умирать, то в таком случае какая между ними разница?

– Как правильно кто-то заметил, все люди верующие, просто одни верят в свое вечное небытие, а другие – вечное бытие, и готовятся к нему.

Жизнь верующего человека напоминает превращение гусеницы в бабочку. Сначала это просто червяк, который только и делает, что ползает и ест. Но спустя какое-то время этот червяк обрастает коконом, из которого вдруг появляется восхитительная бабочка. Видеть в гусенице червяка, который и умрет червяком, или бабочку – в этом и заключается, образно говоря, отличие между атеистом и верующим.

Но есть в вере глубочайшая нравственная составляющая. Один из героев Достоевского – единственного православного русского писателя, говорит: «Если бога нет, то все дозволено». Ни одна нравственная норма, в том числе «Не убий», не имеет никакой силы и не станет для вас руководящим фактором, если вы человек неверующий. На страшном суде человек встретится со всеми – с теми, кого он убил или у кого что-то отнял, но, с точки зрения христианства, суд не в том, что вот бог придет и беспощадно будет тыкать пальцем в наши пороки, хотя и они тоже всплывут. Суд божий страшен, прежде всего, муками совести.

Трудно сделать правильный выбор, когда проповедников истины слишком много. Но если человек ищет всерьез, то он научится разбираться

– У атеиста нет совести?

– Совесть у вас есть вне зависимости от того, хотите вы этого или нет. Это свойство человеческого существа, голос божий в человеке. Но с точки зрения материализма совесть невозможно определить. Верующий человек считает, что помимо материи есть что-то высшее, нематериальное – то есть дух. Материалист говорит, что нет никакого духа, есть только материя и разные ее состояния. По этой логике совесть – вообще что-то нелепое.

– А как же во время войны люди жертвовали собой, защищая родину, свой народ? Это были атеисты, между прочим. Выходит, можно принять смерть достойно не будучи верующим?

– Способность жертвовать собой – высшее проявление любви, которое доступно каждому человеку, не только верующему, хотя известно, что во время войны многие становились верующими, не говоря уже о том, что едва ли за 20 лет, прошедших с окончания гражданской войны, удалось совершенно вытравить из людей веру. Ведь столько же прошло с развала Советского Союза, но люди моего поколения очень хорошо помнят реалии того времени.

Раннехристианский философ Тертуллиан сказал как-то: «Каждая душа по природе своей христианка». В том смысле, что качество души сотворено богом и не зависит от того, верующий человек или нет. Просто неверующему труднее раскрыться. Человек веры уже знает: да, можно пожертвовать жизнью, потому что ближнего своего надо любить так, как самого себя. Ведь именно об этом главная заповедь: «Полюби ближнего как самого себя и бога больше самого себя». Когда у человека это в памяти, то, конечно, он относится к людям по-другому. У верующего картина мира совсем иная.

– Христианство призывает нас прощать, принимать человека таким какой он есть, и если бьют по одной щеке подставлять тут же другую. Но всегда ли верующие терпимы сами? В чем смысл религии, если она не делает людей более толерантными?

– Простить человека и не принять какой-то плохой его поступок – совершенно разные вещи. Христианство призывает не принимать человека таким, какой он есть, а любить его таким, какой он есть. Любить грешника и ненавидеть грех. Дети тоже могут поступить ужасно, и мы не будем с этим мириться, но любя ребенка.

Придется вас разочаровать: христианство не толерантно, так же как и большинство религий. Не может быть толерантности к греху. Врач не может быть терпимым к болезни и вместо того, чтобы лечить пациента, говорить ему: «Да не переживайте вы, все будет хорошо». Известно, что нельзя делать инъекцию, не выдавив из шприца воздух, потому что человек может умереть из-за этого. Будете ли вы толерантны к тому, кто этим пренебрегает? Когда кто-то звонит и сообщает, что в здании заложена бомба, не рассуждают: «А может все-таки не заложена?», а всех эвакуируют, хотя почти всегда угрозы оказываются ложными.

Всепрощение, непротивление злу насилием – это толстовство. Христианство по-другому смотрит на зло: злу надо противиться. Русский православный философ Иван Ильин очень четко это объясняет. Да и сам Христос показывает яркий пример, когда, взяв кнут, опрокидывает столы и изгоняет торгующих из храма, сказав: «Дом отца моего домом молитвы должен быть». Это не означает, что мы всюду должны ходить с кнутами, но показывает суть.

В церкви человек подпитывается духовными витаминами. Даже если мы просто смотрим на икону, перед нами проходит вся жизнь святого, появляется желание прожить собственную так же

Человек может иметь другое мнение, и за это нельзя наказывать, но вопрос еще в том, что именно он говорит. Одно дело, если кто-то скажет: «Я не верю, что Христос был богом». Я не должен брать кнут и бить его за это. Но совсем другое – если он утверждает: «Аборт – это нормально». Как тут можно быть терпимым? Аборт – это убийство не рожденных детей, и я буду делать все, чтобы такое не происходило.

То, какие мы, во многом зависит от того, какие образцы поведения мы наблюдаем. Если мы регулярно ходим к священнику, который учит нас быть терпимее друг к другу, мы станем такими. Христос призывает в Евангелии: «Солнце да не взойдет во гневе вашем». Это значит, что мы не должны засыпать разгневанными на другого человека, потому что всякий гневающийся на брата своего, убивает его.

В церкви человек подпитывается духовными витаминами. Даже если мы просто смотрим на икону, перед нами проходит вся жизнь святого, появляется желание прожить собственную так же.

– По сравнению с лютеранским или католическим богослужениями православная служба может восприниматься как немного депрессивная. В норвежских храмах зимой даже скамейки подогревают, чтобы прихожанам было комфортнее, православным же приходится выстаивать часами, превозмогая физические страдания. В чем их смысл?

– Пациенту, перенесшему инфаркт, врач прописывает ежедневные пешие прогулки, и если человек хочет жить, то будет это делать, несмотря на физическую боль. И время для этого найдет. Душа тоже нуждается в похожей тренировке, иначе невозможно развиваться. Но в тренажерном зале не нужны диваны. Да, у нас нет и икон, с которых нам улыбаются. Но это вовсе не депрессия, а знание боли человеческой, страданий, смерти, и знание как это победить.

– Далеко не всегда нравственный облик священников соответствует тем духовным ценностям, которые они проповедуют прихожанам. И это одна из причин, почему люди отрицают религию – недоверие к служителям церкви они проецируют на саму церковь.

– Христос говорит ученикам своим: «Все, что велят вам соблюдать фарисеи и книжники, соблюдайте и делайте, по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают».

Никто не совершенен, в том числе и священники, но отрицать церковь из-за этого так же глупо, как заявлять, что вы не признаете систему здравоохранения, потому что врач вам нагрубил.

Полицейского, который задержал пьяного водителя за превышение скорости, можно упрекнуть: «Да ты сам два дня назад напивался». Но он скажет: «Так это было два дня назад, и сегодня речь не обо мне, а о вас. Сейчас я трезвый, нахожусь на посту, и не время рассуждать, каким я был вчера».

Есть поучительная история о человеке, который не хотел причащаться у священника, потому что тот ему не нравился. Но однажды он увидел сон, который заставил его пересмотреть свою позицию. Он шел по пустыне, совершенно обессилев без воды. Заметив колодец, побежал к нему, но, человек, разливавший воду, был такой грязный, что, несмотря на мучительную жажду, захотелось повернуть обратно. Преодолев чувство брезгливости, воду он все-таки выпил, потому что понял, что в противном случае вообще погибнет.

У писателя Клайва Льюиса, автора знаменитых «Хроник Нарнии», есть две любопытные повести: «Просто христианство» и «Письма Баламута». Последняя написана в эпистолярном жанре, как серия писем старого беса Баламута своему племяннику. Он дает молодому родственнику подробные рекомендации, как отучить человека от церкви. Сначала нужно говорить ему, что есть дела поважнее, – пишет Баламут, – затем показать несовершенство священника и прихожан, и тогда человек точно туда не пойдет. Он будет искать совершенный приход, но никогда не найдет его, и хорошо если умрет раньше, чем поймет, что ищет то, чего нет.

В книге «Просто христианство» Льюис объясняет основополагающе истины, в частности, что верующие должны быть лучше неверующих. Но они уже лучше хотя бы тем, что понимают, что они грешники.

– Некоторые из наших соотечественников помнят вас с тех времен, когда вы еще не были священником, и, как они говорят, это мешает им воспринимать вас как священника сегодня. Вас это расстраивает?

– Христос в своем городе Назарете не был особо признаваем: «Да не плотника ли он сын? Какой он там мессия, если живет на соседней улице? Видели мы его вчера, и год назад он там жил». Нет пророка в своем отечестве.

Вот мой сосед был студентом вчера, а в детстве я вообще в футбол с ним играл во дворе. Но сегодня он врач. И что, не воспринимать его как врача? Женщина была девочкой когда-то, но сегодня родила ребенка и стала матерью. Не воспринимать ее как мать? В жизни так повсюду. И со священником то же самое. Иногда люди думают: «Как я к нему пойду и расскажу о своей жизни, если он младше меня?» Но чем дольше мы живем, тем больше людей, которые младше нас. Так что, речь в данном случае о внутренних проблемах человека.

– Ваша жена верующая?

– Конечно.

– Вы смогли бы принять и полюбить ее, если бы она не верила?

– Вопрос не в том, чтобы принять человека, а быть единым. Сотворение женщины из ребра Адама означает не то, что она вышла из ребра как части организма. Ребро – это грань целостного существа, из которого происходят две личности. Поэтому в идеале должно присутствовать не только единство плоти, но и родство душ.

Священник должен и детей своих воспитывать в вере. Как он может жениться на женщине, которая не верует, и будет мешать этому? Семья просто распадется. Есть принципиальные вопросы, которыми верующий не может поступиться.

В Норвегии проживает более 20 тысяч русских. И если в силу каких-то обстоятельств человек будет приходить в религию, то наверняка это будет православие

– Важен ли все-таки для верующего материальный вопрос? Как объяснить то, что прихожане, заявляющие о невозможности для себя жить вне русской культуры и постоянно жалующиеся на отсутствие в Норвегии духовности, покидать страну, тем не менее, совсем не торопятся?

– Надо быть очень осторожным в этом вопросе и не пытаться оценивать поступки других людей. Факторов может быть много. Одни утрачивают себя в культурном и национальном отношении – даже на родном языке начинают говорить плохо. Другие, напротив, томятся, но не могут вернуться – здесь они нашли семью. А кто-то на чужбине и понял по-настоящему, что для него значат те ценности, в которых он был воспитан. Что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Интересная мысль содержится в «Послании Диогнету», апологетическом сочинении, обращенном к знатному язычнику. В нем приводятся слова апостола Павла из Нового завета: «Не имеем здесь пребывающего града, но грядущего взыскуем». Это значит, что христианин не может быть привязан к конкретному месту, любая родина для него чужбина, но любая чужбина может быть родиной, потому что главное – небесное отечество.

И мы свою задачу можем воспринимать шире. Своим присутствием верующий человек создает благоприятный климат тем, кто веры не знает. Эмиграция русских в Америку, Европу, Австралию после гражданской войны оказалась промыслительной, то есть богом попущенной, направляемой в чем-то, потому что очаги православия появились там, где естественным путем вообще могли не возникнуть. В Норвегии сегодня проживает более 20 тысяч русских, многие из которых потенциально или реально верующие. И если в силу каких-то обстоятельств человек будет приходить в религию, то наверняка это будет православие.

– Вы сказали, что только 100 из 500 живущих в Тронхейме россиян являются вашими прихожанами? Чувствуете ли вы ответственность за остальных 400?

– Конечно, хотя сейчас расстраиваюсь из-за этого меньше. Как говорят в Норвегии, du bestemmer, ты решаешь. Но человек не может решать все, это неправильно. Да, нельзя заставить его сделать что-то, но можно помочь принять осознанное, компетентное решение. Но нередко люди настолько вовлечены в то, что находится по эту сторону жизни, что невосприимчивы к самой теме религии.

– Их можно понять. Вот если у человека нет работы и ему не на что жить, что он должен делать: рассылать резюме, ходить на интервью или молиться и готовить себя к переходу в мир иной?

– Я отвечу просто: в воскресенье никто не работает. Тем более несерьезно так рассуждать в обществе, где самый короткий рабочий день в мире, беспрецедентные льготы и права. Обратите внимание, что пропорция тоже не в пользу религии – только один день из семи посвящаешь душе, а остальные занимаешься делами земными. Но важно использовать этот день, чтобы сохранить навык.

Предположим, вы решили научиться петь и брать уроки у преподавателя. Вначале вы будете посещать занятия с удовольствием, но постепенно энтузиазм сойдет на нет – репетировать три раза в неделю по два часа не так легко. Спустя месяц мелькнет мысль: «А что, если сегодня пропустить? Нет ни сил, ни настроения!» А надо идти. Сегодня не пойдете, завтра по каким-то причинам пропустите, а в конце концов скажете: «Да не буду я вообще петь, надоело все». И с верой так же происходит, просто люди недопонимают этот момент. А речь ведь не о хобби, это центральный вопрос жизни.

Мы тратим много денег на страховку – страхуем дом от пожара, автомобиль от угона. Но сгорают далеко не большинство домов, угоняют тоже не каждую машину. Но мы думаем: «А вдруг?», и не жалеем денег на ничтожную вероятность. А тут тебе говорят, что ты точно умрешь. И все, что от тебя требуется – одна седьмая твоего времени! Да сделай ты этот взнос. А вдруг есть вечность? А вдруг христиане правы, и там будет суд, и с нас спросят? Даже так, цинично, рассуждая.


Интервью взяла Нино Гвазава



Вернуться к списку вопросов на странице Интервью