Александр Волохань: А вдруг есть вечность

Язык:      русский     english     bokmål

Настоятель православного прихода святой Анны Новгородской в Тронхейме рад тому, что многие из наших соотечественников, проживая заграницей, возвращаются к своим корням, приходят к вере. Однако лишь пятая часть мигрантов – активные прихожане.

Иногда люди слишком вовлечены в то, что находится по эту сторону жизни, сетует священник Александр, призывая нас задуматься: А вдруг есть вечность! Вдруг христиане правы, и «что посеешь, то и пожнешь». А что если человек призван к большему – к небесному гражданству?

---

– Правда, что вы не были священником когда приехали в Норвегию?

– Да, это так. В 2002 году моя жена, генетик по специальности, получила работу в NTNU, и мы переехали сюда вместе. Я на тот момент учился в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете в Москве, который закончил уже будучи в Норвегии. По первому образованию я юрист – в 1996 году закончил Московскую юридическую академию.

– На каком основании обычно священнослужители получают вид на жительство в стране?

– Священник из России может приехать в Норвегию по миссионерской визе или по приглашению действующего в стране прихода.

Норвежская церковь занимается активной миссионерской работой, есть внутренняя миссия, направленная на просвещение собственного населения, а есть миссия внешняя по всему миру, в том числе и в России – в Мурманской, Архангельской областях. На основах равноправия в стране допускают, что и на территории Норвегии может действовать любая другая церковь. Здесь и есть кто угодно – баптисты, свидетели иеговы, мормоны, католики. С 1996 года у Русской Православной Церкви зарегистрирован в Осло приход, который имеет статус работодателя, и, соответственно, может приглашать кого угодно – священника, художника, певца.

В Норвегии постоянно служат три священника – в приходе равноапостольной княгини Ольги в Осло, Богоявленском приходе в Бергене, и святой княгини Анны Новгородской в Тронхейме

– Вы планировали стать здесь священником?

– Конечно, я не исключал, что могу стать священником, но цели такой не ставил. Человека призывают к подобному служению. Год я проучился на курсах норвежского в местном университете, потом работал школьным учителем в Тронхейме. Все это время я поддерживал контакты с игуменом Климентом, священником из Осло, помогал ему на богослужениях. В 2006 году по решению Священного синода был рукоположен сам – сначала в диакона, а затем, в 2007-ом, - в иерея.

– Насколько многочисленна русская православная диаспора в Норвегии? Какое количество мигрантов являются прихожанами, верующими, а не просто носителями православной культуры?

– В Норвегии действуют приходы различных поместных Православных Церквей: Московского и Константинопольского, Сербского и Румынского патриархатов, Болгарской и Элладской церквей. Но первыми в XX веке представителями православия в стране стали эмигранты из России, которые приехали сюда после революции и гражданской войны.

Сегодня в русских приходах официально зарегистрировано более трех тысяч прихожан. Норвежское государство выплачивает религиозным объединениям дотации, которые рассчитываются по числу членов этих организаций, поэтому мы своих прихожан тоже призываем регистрироваться, хотя, конечно, люди принимают решение добровольно. В стране на данный момент постоянно проживают и служат три священника – в приходе равноапостольной княгини Ольги в Осло, Богоявленском приходе в Бергене, и святой княгини Анны Новгородской в Тронхейме.

В Тронхейме проживает не менее 500 наших соотечественников, постоянных же прихожан – чуть более 100. Богослужение совершаем регулярно, правда, пока в лютеранском храме (Бакке кирке). Помещение нам предоставляется бесплатно, несмотря на то, что по норвежским законам всем религиозным организациям, кроме лютеран, полагается сдача в аренду. Перед каждой службой мы собираем передвижной пятиярусный иконостас, созданный нашими трудами в приходе. Это занимает около часа, зато пространство благолепно преображается до неузнаваемости. Помимо Тронхейма я совершаю богослужения в Тромсё и еще в восьми городах Центральной и Северной Норвегии (от Олесунда до Алты), на расстоянии почти в две тысячи километров.

Перед каждой службой собираем передвижной иконостас

Человек верит не потому, что чего-то лишился, а когда осознает, что жизнь конечна. Пока мы молоды и здоровы, задумываемся об этом реже, но лучше быть молодым и верующим

– Вы выросли в атеистической стране, выбрали светскую профессию, закончили юридическую академию. И вдруг решили стать священником. Что-то ведь должно было подтолкнуть вас к этому? Возможно, семья была религиозная?

– Семья не была религиозной, как и большинство городских семей в то время. Отец был военным следователем, и, видимо, под его влиянием я и стал юристом, хотя выраженной тяги именно к этой профессии у меня не было. В школе я учился хорошо, многие годы был отличником, но способности были больше гуманитарные. И в институте я выбрал направление – криминологию, науку о личности преступника: почему тот или иной человек совершает преступление. Есть еще криминалистика – наука о следах преступления, то есть как, имея определенную совокупность следов преступления, установить личность преступника.

Но уже лет с 14-15, задумываясь о выборе профессии, я стал много размышлять о смысле жизни. Вот мы растем, развиваемся, получаем знания, опыт, а в какой-то момент умираем, и все исчезает. Это глупо, обидно, возникает протест: «А какой же тогда в этом смысл?» Можно смириться со старостью, болезнями, и продолжать жить, но смерть – это некое обнуление всего. Тогда ради чего же собственно живешь? Представьте себе: вы строите дом, а достроив его, позовете кого-то в гости, и этот человек ваш дом подожжет. Стоит ли его вообще звать?

Но я не просто размышлял, а настойчиво искал ответ на свой вопрос – посещал различные религиозные группы, и поначалу совсем не христианские. Это были 90-е годы, когда железный занавес пал, и в Россию стали приезжать миссионеры из разных стран, что, кстати, только усложняло задачу – очень непросто сделать выбор, когда проповедников «истины» слишком много, особенно при разноголосице мнений.

Я понял, что одна из бед человека – не собственно страх смерти, а беспечное забвение того, что земная жизнь не бесконечна. А если дальше ничего нет – для меня, для моих родных – как тогда воспринимать саму жизнь? Это как если бы вам сказали: «Мы вас расстреляем через час, а сейчас ешьте, пожалуйста, торты, конфеты, мороженое». Вы что, сможете думать о конфетах? В чем радость и смысл жизни, если вы, как все ваши предки и потомки, умрете, и это – навсегда?

Известно, что у человека, приговоренного к смертной казни, ход времени замедляется, каждая минута может вмещать целую пропасть времени. Я сам однажды испытал нечто подобное. Я находился в старой московской квартире, в которой был очень ветхий пол. И вдруг он провалился подо мной, и я полетел вниз. Падал я всего несколько секунд, но мне казалось, что прошла целая вечность, причем я смотрел на себя как бы со стороны, как будто не со мной все это происходит.

Есть одна вещь, которая на начальном этапе объединяет все религии – это вера в то, что со смертью жизнь не завершается. Земная жизнь нам дана для того, чтобы подготовить себя к переходу в другое качество, и очень важно как мы ее проживем – ведь что посеешь, то и пожнешь. Вот если посеешь пшеницу, должен знать, что вырастет пшеница, а не тюльпаны, и некого в этом винить.

– Невозможно жить, постоянно думая о смерти. Есть ли вечность, достоверно неизвестно, а жизнь коротка и хочется радоваться, а не готовить себя к переходу в другое качество. Когда человек увлечен, делает то, что ему интересно, нет времени задумываться о смысле жизни. Собственно, деятельность и есть смысл.

– В равной степени достоверно неизвестно, и тем более не доказано, отсутствие вечности! Когда человек заболевает или оказывается лицом к лицу со смертью, у него меняются сразу все приоритеты. Представьте себе, что вы сидите в поезде и пьете чай, и вдруг объявляют: «В одном из вагонов заложена бомба, через 15 минут поезд взорвется и слетит в обрыв». Как вы поступите: будете безмятежно завершать трапезу, если даже видите, что уже горят передние вагоны, мост обвалился? Нет, вы начнете спасаться. Продолжать ехать, убеждая себя, что все в порядке – беспечность, недальновидность. В какой-то момент я осознал, что жизнь – как заложенная бомба замедленного действия, это поезд, который едет к обрыву.

Вообще к религии приводят два пути: путь размышлений и путь сердца. По пути сердца идут обычно от большой беды – болезни или смерти кого-то из близких, когда все, что происходило вокруг человека, исчезает, и в душе появляется пустота, своего рода страх надвигающегося небытия. Человек соединяет на самом деле оба пути, потому что у каждого есть и сердце, и ум. Я не беру крайний случай – потерю сознания, а имею в виду обычное положение вещей.

В какой-то момент я осознал, что жизнь – как заложенная бомба замедленного действия, это поезд, который едет к обрыву

– Вы упомянули, что проповедников истины слишком много. Способен ли человек разобраться в этом многообразии и выбрать для себя «правильную» религию?

– Представления о мире в ходе развития человечества менялись. Было время, когда люди думали, что земля держится на китах, на слонах, солнце вращается вокруг земли. Но с этими вещами уже разобрались, и никто кроме невежд уже не скажет: «Да кто его знает, может это солнце все-таки вращается?» Так же и в религии. Мы ведь не велосипед изобретаем. Мы не первые, кто живет и кто умрет. Если человек ищет всерьез, то он научится разбираться, тем более если в поисках ему содействует Бог, как мудрый учитель добросовестному ученику.

Иногда люди опасаются, что религия заберет у них свободу. «Меня запрягут как лошадь, подчинят распорядкам, – рассуждают они. – А почему я – должен?» Во-первых, человек в любом случае подчиняет себя каким-то нормам. Считать себя абсолютно свободным – иллюзия и самообман. Второй момент – понять, что это можно принять. Вам говорят: у вас есть возможность вечной жизни, но для этого нужно трудиться над раскрытием своего потенциала. И этому надо учиться. Да, если я стану верующим, я подчиню себя распорядку, но разве студент, который должен посещать лекции, сдавать экзамены, делает не то же самое? Хочешь достичь результата – будешь себя понуждать и подчинять, как спортсмен на тренировке или музыкант на репетиции. Скажу больше: многие люди ищут тех, кто их этому научит, в том числе пользуются помощью психологов, часто весьма сомнительной и уж точно неполной в перспективе вечности.

– Но на пути в вечность люди попадают в жизненные ситуации, из которых им нужно выбираться: кого-то муж выгоняет из дома, кто-то не может найти работу и впадает в депрессию. Психолог помогает человеку восстановить внутренний баланс и найти правильное решение. Что в этом плохого?

– Психолог, особенно если он неверующий, задействует только человеческие ресурсы – свои и пациента. Задача психолога – восстановить внутренний баланс у человека, находящегося в депрессии или потерявшего ценности. Часто есть эффект – посюсторонний, прагматичный, «короткого действия», но при этом лишь декларируется, что жизнь лучше смерти или состояние радости лучше, чем печаль. Преодоление смерти и подлинное возрождение души обретается все же в более высоком измерении – религиозном плане бытия.

Трудно сделать правильный выбор, когда проповедников "истины" слишком много. Но если человек ищет всерьез, то он научится разбираться

Молитва – тоже терапия, но терапия души. А душа – категория религиозная. Молитва не решает только утилитарных задач – чтобы муж не выгнал или чтобы человек выздоровел, хотя и такое бывает. Люди расскажут вам о таких чудесах, когда они излечивались от тяжелых болезней, выживали в страшных авариях, потому что молились. Суть религии не в том, чтобы человек успокоился и не переживал. Да, возможно, вас и выгонит муж или вы будете больным, но при этом жизнь сохраняет свой главный смысл. Человек веры – это тот, кто прозрел, кто не утратил высшую цель и подлинную радость бытия.

На Востоке существует миф о том, как будущий Будда был оберегаем отцом от печали и не хотел, чтобы тот встречался с больными и старыми людьми, видел покойников и расстраивался из-за этого. Но однажды молодой человек встретил и старого, и больного, и умершего. Он был потрясён: «Как, со мной произойдет и это, и это? Как тогда можно жить?»

Человек верит совсем не потому, что он чего-то лишился или может лишиться, а когда осознает, что жизнь конечна. Пока мы молоды и здоровы, задумываемся об этом реже, хотя можно, и даже нужно, быть молодым и верующим. Ведь вера – как зрение, как крылья у птицы. Молодой тоже может умереть, не дожив до 30 лет – от болезни или от несчастного случая. Поэтому уже с ранних лет нужно формировать у себя нормативы правильного образа жизни, стремиться к высшему идеалу. Ведь земная жизнь одна, а она определяет жизнь вечную.

При посадке в самолет пассажиров инструктируют, как им действовать в случае возникновения нештатных ситуаций. Это делается не для того, чтобы запугать людей, а чтобы научить их поступать правильно. Если не знаешь, что делать, то точно погибнешь, а так есть шанс спастись.

– Но если самолет все-таки упадет, будет ли верующий радоваться предстоящему переходу в вечность? Ведь это как раз то, ради чего и дана нам земная жизнь.

– Когда Христос уже знал, что за ним придут и распнут его на кресте, он молился: «Отче, да минует меня чаша сия». И следом: «Не моя воля, а твоя да будет». Казалось бы «Да минует меня чаша сия» – это моление как раз избежать участи, мучительной смерти на кресте.

Верующий не будет радоваться падению самолета хотя бы потому, что не будет чувствовать себя готовым к встрече с Богом. Но он будет молиться. Молитва в такой экстремальной ситуации означает максимальную концентрацию на том, что этот момент может быть последним в жизни. Христос говорит: «В чем застану – в том и сужу». Суд как экзамен на то, каким ты стал на момент вхождения в вечность. Очень важно, как произойдет встреча двух миров – мира Божьего в своей высоте, полноте, чистоте, и нашего внутреннего мира: будет ли это диссонанс или в результате наступит гармония. Об этом, кстати, писал и Толкиен в «Сильмалирионе», и Льюис в «Хрониках Нарнии». Поэтому когда происходит какая-то страшная вещь, верующий вовсе не спокоен, хотя, казалось бы, должен быть, зная, что все в руках Божьих. Однако причины беспокойства у верующего и атеиста совершенно разные.

В церкви человек подпитывается "духовными витаминами". Даже если мы просто смотрим на икону, перед нами проходит жизнь святого, появляется желание прожить собственную так же

Человек и его душа сотворены Богом, и этот факт не зависит от того, верит в него человек или нет

– Если верующий и атеист одинаково не хотят умирать, то есть ли в таком случае между ними существенная разница?

– Как правильно кто-то заметил, все люди верующие. Просто одни верят в свое вечное небытие – как метеор, обреченный на гаснущий полет в атмосфере, а другие – в вечное бытие, и готовятся к нему, как невеста – к замужеству и материнству.

Жизнь верующего человека напоминает превращение гусеницы в бабочку. Сначала это будто просто червяк, который только и делает, что ползает и ест. Но спустя какое-то время этот червяк обрастает коконом, из которого вдруг появляется восхитительная бабочка. Видеть в гусенице червяка, который и умрет червяком, или будущую бабочку – в этом и заключается, образно говоря, принципиальное отличие между атеистом и верующим.

Но есть в вере и глубочайшая нравственная составляющая. Один из героев Достоевского – великого православного русского писателя, говорит: «Если Бога нет, то все дозволено». Ни одна нравственная норма, в том числе «Не убий», не имеет высшей очевидной силы и не станет для вас руководящим фактором, если вы – человек неверующий. На Страшном суде человек встретится со всеми – с теми, кого он убил или у кого что-то отнял, но, с точки зрения христианства, суд не в том, что вот Бог придет и беспощадно будет тыкать пальцем в наши пороки, хотя и они тоже всплывут. Суд Божий страшен, прежде всего, внутренними муками совести.

– У атеиста нет совести?

– Совесть у вас есть вне зависимости от того, хотите вы этого или нет. Это свойство человеческого существа, голос Божий в человеке. Но с точки зрения материализма совесть невозможно определить. Верующий человек считает, что помимо материи есть что-то высшее, нематериальное – то есть дух. Материалист говорит, что нет никакого духа, есть только материя и разные ее состояния. По этой логике совесть – вообще что-то нелепое.

– А как же во время войны люди жертвовали собой, защищая родину, свой народ? Это были атеисты, между прочим. Выходит, можно принять смерть достойно не будучи верующим?

– Способность жертвовать собой – высшее проявление любви, которое доступно каждому человеку, не только верующему, хотя известно, что во время войны многие становились верующими, не говоря уже о том, что едва ли за 20 лет, прошедших с окончания гражданской войны, удалось совершенно вытравить из людей веру. Ведь столько же прошло с развала Советского Союза, но люди моего поколения очень хорошо помнят реалии того времени.

Раннехристианский философ Тертуллиан сказал как-то: «Каждая душа по природе своей христианка». В том смысле, что человек и его душа сотворены Богом, и этот факт не зависит от того, верит в него человек или нет. Просто неверующему труднее раскрыться в полноте своего потенциала, который в христианстве именуется образом Божиим в человеке. Здесь как раз важно понять, что жизнь по вере – не каторга и слабость, а созидающая красота души, преображающая сила и даже подвиг. Человек веры уже знает: да, можно пожертвовать жизнью, потому что ближнего своего надо любить так, как самого себя. Ведь именно об этом главная заповедь: «Полюби ближнего как самого себя и Бога больше самого себя». Когда у человека это в памяти, то, конечно, он относится к людям по-другому. У верующего картина мира совсем иная.

– Христианство призывает нас прощать, принимать человека таким какой он есть, и если бьют по одной щеке подставлять тут же другую. Но всегда ли верующие терпимы сами? В чем смысл религии, если она не делает людей более толерантными?

– Простить человека и не принять какой-то плохой его поступок – совершенно разные вещи. Христианство призывает не принимать человека таким, какой он есть, а любить его таким, какой он есть. Любить грешника и ненавидеть грех. Дети тоже могут поступить ужасно, но, продолжая любить ребенка, мы будем не равнодушно мириться с этим, а займемся кропотливым воспитанием, к чему призвана и семья, и школа, и Церковь.

Придется вас немного разочаровать: христианство не толерантно, так же как и большинство религий. Не может быть толерантности к греху. Врач не может быть терпимым к болезни и вместо того, чтобы лечить пациента, говорить ему: «Да не переживайте вы, все будет хорошо, курите на здоровье». Известно, что нельзя делать инъекцию, не выдавив из шприца воздух, потому что человек может умереть из-за этого. Будете ли вы толерантны к тому, кто этим пренебрегает? Будете ли вы толерантны к тому, кто превышает скоростной режим на дороге, становясь причиной аварии и гибели людей? Когда кто-то звонит и сообщает, что в здании заложена бомба, не рассуждают: «А может все-таки не заложена?», а всех эвакуируют, хотя нередко угрозы оказываются ложными.

Человек веры – это тот, кто прозрел, кто не утратил высшую цель и подлинную радость бытия

Всепрощение, непротивление злу насилием – это толстовство. Христианство по-другому смотрит на зло: злу надо противиться. Русский православный философ Иван Ильин очень четко это объясняет в своих трудах. Да и сам Христос показывает яркий пример, когда, взяв кнут, опрокидывает столы и изгоняет торгующих из храма, сказав: «Дом отца моего домом молитвы должен быть». Это не означает, что мы всюду должны ходить с кнутами, но показывает суть – неприятие зла как искажения истины и уродования красоты.

Человек может иметь другое мнение, и за это нельзя наказывать, но вопрос еще в том, что именно он говорит. Одно дело, если кто-то скажет: «Я не верю, что Христос был Богом». Разумеется, я не должен брать кнут и бить его за это. Но совсем другое – если он утверждает: «Аборт – это нормально». Как тут можно быть терпимым? Аборт – это убийство нерожденных детей, и мне следует делать все, чтобы такое не происходило, как и каждому, кто считает убийство людей недопустимым.

То, какие мы, во многом зависит от того, какие образцы поведения мы наблюдаем. Если мы регулярно ходим к священнику, который учит нас Божией правде, учит быть терпимее друг к другу, мы станем такими. Христос призывает в Евангелии: «Солнце да не зайдет во гневе вашем». Это значит, что мы не должны засыпать разгневанными на другого человека, потому что всякий гневающийся на брата своего, убивает его.

В церкви человек подпитывается своего рода «духовными витаминами». Даже если мы просто смотрим на икону, перед нами проходит жизнь святого, появляется желание прожить собственную так же.

– По сравнению с лютеранским или католическим богослужениями православная служба может восприниматься как немного депрессивная. В норвежских храмах зимой даже скамейки подогревают, чтобы прихожанам было комфортнее, православным же приходится выстаивать часами, превозмогая физические страдания. В чем их смысл?

– Пациенту, перенесшему инфаркт, врач прописывает ежедневные пешие прогулки, и если человек хочет жить, то будет это делать, несмотря на физическую боль. И время для этого найдет. Душа тоже нуждается в похожей тренировке, иначе невозможно развиваться. Но в тренажерном зале не нужны диваны. Да, у нас нет и икон, с которых нам улыбаются. Но это вовсе не депрессия, а знание боли человеческой, страданий, смерти, и знание как это победить, где найти силы.

Если мы регулярно ходим к священнику, который учит нас Божией правде, учит быть терпимее друг к другу, мы станем такими

– Далеко не всегда нравственный облик священников соответствует тем духовным ценностям, которые они проповедуют прихожанам. И это одна из причин, почему люди отрицают религию – недоверие к служителям церкви они проецируют на саму церковь.

– Христос говорит ученикам своим: «Все, что велят вам соблюдать фарисеи и книжники, соблюдайте и делайте, по делам же их не поступайте, ибо они говорят и не делают».

Никто не совершенен, в том числе и священники, но отрицать Церковь из-за этого так же глупо, как заявлять, что вы не признаете систему здравоохранения и вообще саму медицину, потому что некий врач вам нагрубил или с утра не побрился.

Полицейского, который задержал пьяного водителя за превышение скорости, можно упрекнуть: «Да ты сам два дня назад напивался». Но он скажет: «Так это было два дня назад, и сегодня речь не обо мне, а о тебе. Это ты за рулем на дороге. Сейчас я трезвый, нахожусь на посту, и не время рассуждать, каким я был вчера, а важно какой ты сегодня». О том же ответ Христа: «Вынь сначала бревно из своего глаза, тогда увидишь, как вынуть соломинку из глаза брата твоего».

Есть поучительная история о человеке, который не хотел причащаться у священника, потому что тот ему не нравился. Но однажды он увидел сон, который заставил его пересмотреть свою позицию. Он шел по пустыне, совершенно обессилев без воды. Заметив колодец, побежал к нему, но, человек, разливавший воду, был такой грязный, что, несмотря на мучительную жажду, захотелось повернуть обратно. Преодолев чувство брезгливости, воду он все-таки выпил, потому что понял, что в противном случае вообще погибнет.

У писателя Клайва Льюиса, автора знаменитых «Хроник Нарнии», есть две любопытные повести: «Просто христианство» и «Письма Баламута». Последняя написана в эпистолярном жанре, как серия писем старого беса Баламута своему племяннику. Он дает молодому родственнику подробные рекомендации, как отучить человека от веры, от Церкви. Сначала нужно говорить ему, что есть дела поважнее, – пишет Баламут, – затем показать несовершенство священника и прихожан, и тогда человек точно туда не пойдет. Он будет искать совершенный приход, но никогда не найдет его, и хорошо если умрет раньше, чем поймет, что ищет то, чего пока нет.

В книге «Просто христианство» Льюис объясняет основополагающе истины, в частности, что верующие должны быть лучше неверующих. Но они уже лучше хотя бы тем, что понимают, что они грешники.

– Некоторые из наших соотечественников помнят вас с тех времен, когда вы еще не были священником, и, как они говорят, это мешает им воспринимать вас как священника сегодня. Вас это расстраивает?

– Христос в своем городе Назарете не был особо признаваем: «Да не плотника ли он сын? Какой он там мессия, если живет на соседней улице? Видели мы его вчера, и год назад он там жил». Нет пророка в своем отечестве.

Вот мой сосед был студентом вчера, а в детстве я в футбол с ним играл во дворе. Но сегодня он врач. И что, не воспринимать его как врача? Женщина была девочкой когда-то, но сегодня родила ребенка и стала матерью. Не воспринимать ее как мать? В жизни так повсюду: с актерами и учеными, врачами и президентами. И со священником то же самое. Иногда люди думают: «Как я к нему пойду и расскажу о своей жизни, если он младше меня?» Но чем дольше мы живем, тем больше людей, которые младше нас. Так что, речь в данном случае о внутренних проблемах человека.

Для христианина любая родина - чужбина, но любая чужбина может быть родиной, потому что главное – Небесное отечество

– Ваша жена верующая?

– Конечно.

– Вы смогли бы принять и полюбить ее, если бы она не верила?

– Вопрос не в том, чтобы принять человека, а быть единым в жизни. Сотворение женщины из «ребра» Адама означает не то, что она вышла из ребра как части организма. Ребро – это грань целостного существа, из которого происходит (сотворяется Богом) еще одна личность. Поэтому в идеале должно присутствовать не только единство плоти, но и родство душ.

Священник должен и детей своих воспитывать в вере. Как он может жениться на женщине, которая не верует, и будет мешать этому? Семья просто распадется и уж точно не будет полноты гармонии в жизни. Есть принципиальные вопросы, которыми верующий не может поступиться. Об этом говорят и церковные каноны.

– Важен ли все-таки для верующего материальный вопрос? Как объяснить то, что прихожане, заявляющие о невозможности для себя жить вне русской культуры и постоянно жалующиеся на отсутствие в Норвегии духовности, покидать страну, тем не менее, совсем не торопятся?

– Надо быть очень осторожным в этом вопросе и не пытаться наспех оценивать поступки других людей. Факторов может быть много. Одни утрачивают себя в культурном и национальном отношении – даже на родном языке начинают говорить плохо. Другие, напротив, томятся, но не могут вернуться – здесь они нашли семью. А кто-то на чужбине и понял по-настоящему, что для него значат те ценности, в которых он был воспитан. Что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Интересная мысль содержится в раннехристианском «Послании к Диогнету», апологетическом сочинении, обращенном к знатному язычнику. В нем приводятся слова апостола Павла из Нового завета: «Не имеем здесь пребывающего града, но грядущего взыскуем». Это значит, по мысли автора, что христианин не обязательно должен быть привязан к конкретному месту, любая родина для него чужбина, но любая чужбина может быть родиной, потому что главное – Небесное отечество.

И мы свою задачу можем воспринимать шире. Своим присутствием верующий человек создает благоприятный климат для тех, кто веры не знает. Эмиграция русских в Америку, Европу, Австралию после гражданской войны 20 века в России оказалась промыслительной, то есть Богом попущенной, направляемой в чем-то, потому что очаги православия появились там, где естественным путем вообще могли не возникнуть. В Норвегии сегодня проживает около 17 тысяч русских, многие из которых потенциально или реально верующие. И если в силу каких-то обстоятельств наш соотечественник в эмиграции будет приходить к вере, то, надеюсь, что это, скорее всего, будет именно Православие.

В Норвегии проживает около 17 тысяч россиян. И если в силу каких-то обстоятельств человек придет в религию, то, скорее всего, это будет православие

– Вы сказали, что только 100 из 500 живущих в Тронхейме россиян являются вашими прихожанами? Чувствуете ли вы ответственность за остальных 400?

– Конечно, хотя сейчас расстраиваюсь из-за этого меньше. Как говорят в Норвегии, du bestemmer, ты решаешь. Но человек не может решать все, это неправильно. Да, нельзя заставить его сделать что-то, но можно помочь принять осознанное, компетентное решение. Но нередко люди настолько вовлечены только в то, что находится по эту сторону жизни – в «суету сует», говоря словами Экклезиаста, – что близоруко невосприимчивы к самой теме религии, которая единственная открывает человеку, зашоренному плоскостным бытовым атеизмом, перспективу и смысл бытия.

– Их можно понять. Вот если у человека нет работы и ему не на что жить, что он должен делать: рассылать резюме, ходить на интервью или молиться и готовить себя к переходу в мир иной?

– Я отвечу просто: в воскресенье почти никто не работает. Тем более несерьезно так рассуждать в обществе, где самый короткий рабочий день в мире, беспрецедентные льготы и права. Обратите внимание, что пропорция тоже не в пользу религии – только один день из семи посвящаешь душе, а остальные занимаешься делами земными. Но важно использовать этот день, чтобы сохранить навык.

Предположим, вы решили научиться петь и брать уроки у преподавателя. Вначале вы будете посещать занятия с удовольствием, но постепенно энтузиазм сойдет на нет – репетировать три раза в неделю по два часа не так легко. Спустя месяц мелькнет мысль: «А что, если сегодня пропустить? Нет ни сил, ни настроения!» А надо идти. Сегодня не пойдете, завтра по каким-то причинам пропустите, а в конце концов скажете: «Да не буду я вообще петь, надоело все». И с верой так же происходит, просто люди недопонимают этот момент. А речь ведь не о хобби, это центральный вопрос жизни.

Мы тратим много денег на страховку – страхуем дом от пожара, автомобиль от угона. Но сгорают далеко не большинство домов, угоняют тоже не каждую машину. Но мы думаем: «А вдруг?», и не жалеем денег на ничтожную вероятность. А тут тебе говорят, что ты точно умрешь. И все, что от тебя требуется – одна седьмая твоего времени! Да сделай ты этот малый взнос. А вдруг есть вечность! Вдруг христиане правы, и там будет суд – суд любви, но где могут и за грехи спросить. А вдруг будет встреча с великим Богом! Кому в радость – от наступившей гармонии с приходом в дом родной, а кому и в скорбь – от утраченной чистоты и красоты души, от необретенной святости, от восприятия небес чужбиной. Так пусть горний мир уже сейчас будет узнан нами как то самое, заветное, Небесное отечество – родимая сторонушка, где дышится легко и благодатно.

Интервью взяла Нино Гвазава

---

Вернуться к списку вопросов на странице Интервью