Сказка - Русское общество Тронхейма > Наталья Копсова >    

К вопросу о привидениях: шотландских и других

     В этой московской квартире я любила вид из окна на всемирно знаменитый (после одноименного детектива) Парк Культуры им. Горького, Нескучный сад и задумчивую Москву-реку с ее гранитно-гордой Фрунзенской набережной.
     Там, где я жила до этого, окна выходили либо на пыльные шумные улицы, либо на другие дома-близнецы. В общем, ничего интересного. А тут каждый случайный взгляд заставлял меня остановиться на минутку, бросив круговорот дел, и задуматься о своем, и помечтать...
     Это была многонаселенная, но очень даже полногабаритная коммунальная квартира на Фрунзенской. Помимо нас с мужем, только что окончивших институт, здесь еще обитали очень пожилая супружеская пара; пожилая, но еще не очень, супружеская пара и их престарелая мать. Честно говоря, до замужества я была совершенно уверена, что коммуналки по типу «Вороньих Слободок» давно прекратили свое существование и остались только в легендах и юмористических рассказах. Но все равно, несмотря на почерневшие от времени санузлы, перед входом в которые мое сердце всегда пропускало удар (а прежде я считала себя смелым человеком) и закопченные коридор с кухней, полные разнообразной живности различной крупности, мы были очень рады, что теперь не зависим от родителей и стали «сами с усами». Друзья поздравляли от души и завидовали белой завистью.
     Бабульки в квартире учили меня хозяйству, экономии, уму-разуму и смыслу жизни. В периоды дружбы они, по целым дням находясь на кухне, любили критиковать всех «никудышных» современных хозяек и меня в особенности. В дни борьбы за власть старушки тузили друг друга тем, что под руку попадало, и побежденная на полчаса покидала «поле боя» — кухню, после чего появлялась обратно как ни в чем не бывало, чтобы взять реванш. Они обвиняли друг друга во всех смертных грехах, но в особенности главной «заслугой» одной было вроде профессиональное «стукачество» для органов и она «посадила» всех остальных соседей (бабушки жили в доме со дня постройки в 1936 году), а другая видно хотела считаться опытной «ведьмой» и бросала в супы останки с кладбищ, иголки с наговором и стиральный порошок «Дарья». Меня это и нервировало и смешило. Определенная доля истины в этом была. Как Ольга Ивановна сыплет обмылки в еду не только другой бабусе, но и заодно собственной невестке, я имела однажды шанс наблюдать сама. А услугами «стукачки» Варвары Алексеевны воспользовалась, когда муж Игорь поздно не возвращался домой, я, полная нехороших предчувствий, постучала робко в ее дверь и она не колеблясь достала и показала мне записную книжку с подробными записями телефонных разговоров всех соседей. Оказалось, что Игорь уехал с научным руководителем в Раменское на Опытный завод в 15 час 20 мин на красных «Жигулях», и я успокоенная легла спать. За эти ценные сведения я даже простила ей ее частые звонки родителям мужа с рассказами о том, кто из его друзей, на ее наметанный соседский глаз, заходит чаще обычного в его отсутствие.
     Дедуля, муж Варвары Алексеевны, был совсем прелесть. Его недостатки сводились к курению раз в час самокруток с махрой (привык с войны) на общей кухне и клубы ядовитого желтого дыма долго витали по всей квартире, вызывая интенсивное чихание всех прочих. Еще он любил подремать в туалете; из-за глухоты добудиться его не было никакой возможности, разве что снять дверь с петель. Но это пустяки.
     Больше всего я удивлялась 48-летнему соседу Анатолию. С ним случались прямо-таки припадки бешенства, когда он крепко выпивал. В свои светлые периоды он ничем особенным не выделялся; ходил регулярно на работу, жарил рыбу в тесте и с лучком для обожаемой 40-летней жены — продавца универмага, и даже старательно мыл полы в дни своих дежурств по уборке мест общесоседского пользования. Но с 2,5-недельной периодичностью. Анатолий превращался в настоящего Минотавра, и тогда квартира становилась ареной для испанской корриды.
     Входя, первым делом он вдребезги разбивал телефон, висящий в коммунальном коридоре, а из шкафа рядом с входной дверью с диким ревом, переходящим время от времени в шипение, с присвистом доставал инструмент: иногда топор, иногда молоток — что под руку попадало. Механовооруженный, слегка покачиваясь на тяжелых косолапых ногах, взмыленный и потный он затем шел на кухню.
     Я долго, почти год, не могла привыкнуть к этим спектаклям. В самый первый для меня раз такое его появление произвело неизгладимое на всю оставшуюся жизнь впечатление.
     Было предобеденное время. Старушки как обычно язвили и поддевали друг дружку, критикуя обоюдные кулинарные способности. Я, молодая хозяйка, с помощью книги «О вкусной и здоровой пище» варила борщок и на звериный вопль: «А-а-а, зарублю этих паскуд к ядреной фене!!!» с целой кучей других, богатых и могучих выражений родного языка, ошалело повернулась и увидела ТОПОР. Стальная штучка перемещалась по диагонали от двери кухни к плите, к нам. Поскольку я столкнулась с таким явлением из романа «Мать» впервые в своей 22-летней жизни, то бесконечно долго, ватно и тупо смотрела на штамп завода-производителя на рукоятке — красное круглое пятно — и, кажется, даже успела его прочесть. Эти ценные сведения привели в чувство и после мертвой тишины опять возникли визги старух, звон и грохот падающих посуды и мебели и рык царя зверей, джунглей и саванн. Опомнившись, я трясущимися руками схватила кастрюлю с недокипевшим борщом и по-петушиному надтреснуто прокричала звонко: «Анатолий Григорьевич, что же Вы такое себе позволяете? Еще шаг, и я вылью на Вас свой суп!». Сосед недоуменно опустил свое оружие, и тут его мама и ее квартирная подруга-врагиня накинулись уже на меня. И хотя они с пафосом доказывали мне, что Толик так безобидно балуется со дня совершеннолетия, я все-таки в тот же день получила подтверждение их речам от участкового милиционера.
     После этого все обитатели коммуналки (за исключением, разумеется, моего мужа) еще неделю дружно высказывали мне свое «Фи». Мы с Игорем рьяно бросились искать обмен. Поскольку квартира была бы очень хороша для одной семьи и место считалось в Москве престижным, абсолютно реальным было разменять ее на отдельные для всех. Года два потратили на поиски вариантов и попадались даже очень неплохие с любой точки зрения, но старики зациклились на своей смерти при переезде, а пьянчуга требовал бешеной доплаты. И мы смирились. Другие коммуналки были вряд ли лучше, а многие и похуже нашей. По крайней мере у нас до драк не доходило, а из квартиры напротив жильцы частенько появлялись в синяках и кровоподтеках. Пришлось идею переезда оставить неизвестно до каких времен. Попасть в «Вороньи Слободки» легко, а вот выбраться очень и очень, оказывается, непросто.
     Случилось так, что мужа — аспиранта нашего института, послали на стажировку в Великобританию. После некоторых, положенных в таких случаях, мытарств, мне удалось присоединиться к нему. Путешествовать было моей самой заветной мечтой детства. Оказалось, что Великобритания состоит как бы из четырех меньших отдельных стран: Англии, Шотландии, Северной Ирландии и Уэльса. Нам предстояло несколько месяцев прожить в Абердине — нефтяной столице Великобритании. Я не верила своей невероятной удаче ни на пересадке в лондонском аэропорту Хитроу, ни после, видя необычные для российских городов двух-трехэтажные каменные дома с эркерами и обязательными садиками. Газончики и лужайки удивительно ярко-изумрудного цвета от частых дождей были ровные-ровные, как по линеечке. (Оказалось, действительно разравниваемые по специальным линейкам.) И зимы как не бывало, осталась в Москве. По очень чистым плиткам тротуаров ступали леди в прехорошеньких замшевых туфельках и таких же куртках в тон. Три дня подряд я подолгу смотрела вниз из окон предоставленной нам квартиры-бельэтажа на необычных людей, машины и витрины и удивлялась, что не сплю.
     Мы достаточно быстро нашли контакт с окружающими англоязычными людьми, а наша с мужем учительница английского Ванесса, или просто Ванни, сочла своим долгом позаботиться о развлечении подопечных. Даже в день первого знакомства увезла нас прочь от нашего Абердина: на озеро Лох-Несс — визитную карточку Шотландии и музей Несси в городе Инвернессе.
     Из Инвернесса мы прямым ходом проследовали в гордый, парящий, розово-золотистый Эдинбург — столицу Шотландии и бывший оплот твердой в своей ненависти к англичанам красавицы Марии Стюарт на ежегодные состязания по метанию бревна.
     Мужчины в клетчатых юбках подбрасывали вверх здоровенные, метра два высотой, поленья — чье выше. Один так раскрутился, что даже упал, показав почтенной публике обнаженную заднюю часть тела. Ванни рассмеялась: «До сих пор многие шотландские мужчины следуют старинной традиции — не носить чего-либо лишнего под их килтом и тогда случаются похожие забавные инциденты, например, от сильного ветра. Знаете анекдот: сильный шотландский ветер задирает юбочку хорошенькой девушки, и она никак не может с этим справиться. Какой-то мужчина все это время не сводит с нее глаз. «А Вы, я вижу, совсем не шотландский джентльмен!» — нервничая, кричит ему девушка. «Не надо так переживать, дорогая. Ведь и Вы тоже не шотландский джентльмен», — отвечает господин». Заиграли шотландские пастушьи трубы, началось награждение победителей. «Опять начали оттягивать хвосты шотландским котам!» — высказал свое мнение об этой музыке кто-то рядом. «Хотя я и сама англичанка, а не люблю, когда так говорят. Надо уважать чужие традиции, даже тебе и не понятные. Потом англичане удивляются «что же шотландцы и ирландцы имеют против нас», — вздохнула наша Ванесса.
     На выходные она и ее близкий друг Ричард, отец ее будущего ребенка, завели традицию возить нас по рыцарским замкам, коих в окрестностях Шотландии превеликое множество. Они находились в разном состоянии: полуразрушенные, или совсем одни развалины, почти совершенно не тронутые временем, только что отреставрированные под музеи и картинные галереи или даже с живущими в них отпрысками аристократических семей. И все были открыты для посещений. Самое забавное — это когда из-за дороговизны содержания лорд или леди продают большую часть своей роскошной собственности национальному туристическому тресту Шотландии. Вот тогда-то разноязычные туристы бродят по залам дворцов и по подстриженным садам, наблюдая заодно чае- или кофепитие потомков местного аристократа. Часть комнат в таких дворцах владельцы оставляют за собой и вешают табличку «Private» («Частное»), чтобы посетители не заходили, и так живут. В основном так поступают пожилые люди, реже — молодые наследники.
     Боже, как я была страшно обрадована, когда Ванни предложила поехать в замок в другу Ричарда — сэру Алистайру Мак Грегору и даже там заночевать. Этот замок чем-то напоминал «Балморал», любимую резиденцию английской королевы в Шотландии, которую мы посещали раньше, но был, конечно, меньших размеров. Тем субботним вечером он, видимо, уже закрылся для посещений, и сэр Алистайр самолично встретил нас у входа с украшенными гербом рода дубовыми двойными дверями. Ради гостей он надел национальную шотландскую одежду — килт: в черно-красно-желтую клетку юбку, белые гольфы и черный короткий сюртук. Еще в машине Ванни успела рассказать нам, что каждый древний род в Шотландии имеет свою расцветку клеток на одежде и, если не ошибаюсь, эти цвета должны соответствовать цветам герба. Еще род Мак Грегоров почитается всеми шотландцами, как род героев.
     Родоначальник организовал сопротивление власти англичан, и они долго ничего не могли с этим поделать. Господин начал нас водить по своему дому вместо гида. Мы посмотрели богато обрамленные портреты предков в гостиной, столовой и галереях, старинную мебель и коллекцию серебряной посуды, рыцарские доспехи в коридорах и в нишах на лестнице, домашнюю часовню с витражными окнами. Из рассказов шотландского рыцаря я сначала почти ничего не понимала, может у него был сложный шотландский акцент (натуральный шотландский язык — Галик) или может быть мой английский был так плох, так что учительнице пришлось служить мне переводчиком с английского на английский.
     Возле одной из комнат второго этажа на стене висела большая мраморная плита с какой-то витиеватой надписью, сделанной готическим шрифтом и выбитой по камню. Насколько мне перевели и насколько я поняла — что типа: «Кто войдет сюда — сам умрет, а жена его ослепнет...» Еще было про призрак, который что-то там охраняет, видимо, от англичан, и даже случайная встреча с которым грозит обязательными неприятностями либо неосторожному посетителю; либо, наоборот, его заклятым врагам, в зависимости от симпатий и расположения духа самого бессмертного духа. Объяснили, что за этой дверью начинается вход в фамильную гробницу.
     А в зале нас уже ждал ужин со свечами в больших серебряных или посеребренных подсвечниках на зеркальном, красного дерева, резном столе. Недавно отреставрированный стол был рассчитан человек на 40–50, а нас было всего пятеро. Обслуживал сам хозяин, отказавшись от нашей с Ванни помощи. Что меня поразило, необыкновенная последовательность блюд во дворце. После закуски из королевских креветок Мак Грегор почему-то подал мороженое «Щербет». Я даже разочарованно решила, что это и есть конец обеда. Но нет, оказывается «Щербетом» просто сбивают с кончика твоего языка вкус рыбных продуктов и настраивают его на прием мясных и только. Такие вот особенные тонкости для гурманов.
     В другом, меньшем зале был зажжен большой белого мрамора камин. Во всех залах были камины, но в центральном — наверное конь смог бы въехать. Раньше в замке спасались от сырости, топя камины, но теперь в спальнях, рассказал хозяин, установлены электрические обогреватели. В предназначенной для меня спальне (это было слишком даже для моих самых розовых мечтаний) стояла резная дубовая кровать под розовым в розах балдахином. Нам с мужем дали соседние спальни, так видимо принято во дворцах. На, думаю, антикварной и тоже резной, тумбочке стоял огромный букет белых и розовых роз — штук 50 или 60, не меньше. Они красиво отражались в зеркале в позолоченной художественной раме, удваивая свое количество. Рядом с вазой находился телефонный аппарат в стиле модерн начала 20-х годов. Комната мужа была темно-зеленой с позолотой. Эти две спальни были, что называется, смежно-изолированными и в стене имелась еще одна дверь между ними. И наступила моя первая и единственная ночь в настоящем замке с привидениями. От возбуждения мне не спалось. «Вообще это преступление, заснуть и даже не попытаться увидеть знаменитые английские привидения. А вдруг увижу, хотя и не очень верю. Хозяин-то, кажется, шутил, что сегодня как раз то ли полнолуние, то ли новолуние; но в любом случае именно то, что нужно призракам для полного счастья», — вертелись авантюрные мысли в голове.
     В полумраке длинной галереи перехода я сориентировалась в направлении загадочной комнаты и двинулась туда. Мои движения были неуверенными и я часто натыкалась на всевозможные предметы: от больших и пузатых фарфоровых ваз на полу до металлических рыцарских костюмов в нишах при поворотах и больше всего опасалась загреметь чем-нибудь или повредить бесценную вещь. Это меня отвлекало, и только дойдя до нужной двери, я опять почувствовала холодок страха в затылке, коленках и, смешно сказать, даже в пятках. «Ну, а что я буду делать, если оно действительно оттуда появится?»  — с трепетом начала я продумывать план действий на экстренный случай.
     Время шло, ничего не случалось и я уже было решила двинуться в обратный путь. Как вдруг шаги, ритмично-равномерные, не медленные и не быстрые послышались впереди. Наверное, я проспала несколько дольше, чем намеревалась, и привидение уже возвращалось обратно на покой. Это был невероятный, за гранью разумного и объяснимого кошмар. Призрак являл из себя очень красивого, коротко стриженного юношу, но с таким мертвецки-бледным и худощавым лицом, что это был явно не жилец на этом свете. В одной руке он держал что-то светящееся, видимо, свечу; в другой — что-то типа старинной детской игрушки с колокольчиками, и они печально позванивали время от времени. Среди нас, гостей, такого человека не было. Одет он был в длинный до полу белый балахон, на плечи был накинут черный плащ. На груди призрака темнело большое пятно, видимо, застарелая кровь.
     Ноги совершенно перестали слушаться, а ватное тело еще пыталось вжаться в ледяную стену и в ней раствориться. Я крепко зажмурилась, еще продолжая надеяться, что пронесет и он меня не заметит, удалится в свой склеп мирно. Но привидение прошло мимо своей комнаты и остановилось возле меня. Молодой человек пристально смотрел на меня совершенно прозрачными, как аквариум, глазами, и эти глаза цвета осеннего Северного моря не имели зрачков. Он резко вытянул руку со свечой в моем направлении и... леденящее прикосновение металлических пальцев ощутила я на своей щеке. Кажется, я совершенно обезумела от ужаса: «Только не это, лучше я здесь умру. Не хочу в склеп живой», — вроде закричала я, а потом и голос пропал. «Не ищите ли Вы чего-нибудь специального», — привел меня в чувство мелодично-нежный голос нашего хозяина-шотландца. Многие мужчины в Великобритании говорят так мягко и ласково, как в моем представлении до этого могли говорить только очень красивые женщины. Это мне очень в джентельменах импонировало. Пришлось признаться с веселым видом и скрывая дрожь во всем теле, что я здесь делаю и кого ожидала увидеть. Мне так невероятно польстило, что лорд похвалил мою смелость; что на его вопрос, а было ли мне хоть чуточку страшно, пошутила, бахвалясь, что вряд ли русская советская женщина может быть напугана встречей с вежливым английским духом. Я вкратце описала на своем несовершенном английском с доступным мне юмором наше жилье и его обитателей в Москве. Рыцарь из рода Мак Грегоров с определенным усилием смог вообразить соседа Анатолия с топором в руках, но как-то не мог все понять, как же три семьи одновременно пользуются одним санузлом и кухней с одной-единственной плитой. Видно он решил, что это какая-то сверх-фантасмагоричная русская шутка и, чересчур вежливо улыбаясь моему рассказу, проводил до спальни и пожелал доброй ночи.
     Лежа в постели, я с трепетом прислушивалась к малейшему шороху и очень жалела о своей болтовне. Заснула только под самое утро, уже было почти светло. Часов в девять телефон в комнате дал несколько звонков, как в гостинице. На первом этаже в обеденном зале был сервирован традиционный британский завтрак: бекон с яичницей, но на отдельном столике предлагались также кукурузные хлопья, джем, соки и молоко для желающих. Как я догадалась, хозяин встал раньше всех и накрыл на стол. Шотландский лорд, Ванни и Ричард что-то с интересом обсуждали, оживленно смеясь. Я сразу поняла что, и расстроилась — для них это был, видимо, забавный случай из «жизни людоедов», но мы-то собирались снова оказаться в коммуналке через две недели. Завидев меня, наследный сэр, пэр и кто-то там еще не помню, премило улыбаясь, заявил следующее: «О, дорогая русская принцесса, мы пришли к выводу, что ты создана для хождения по мраморным лестницам дворцов в платье со шлейфом. Странно, однако, распорядилась судьба: вместо этого ты вынуждена наблюдать глупые и опасные ссоры соседей из-за кем-то украденного мыла. Тем не менее мы все уверены, что очень скоро все встанет на свои места. Этот нонсенс не будет длиться долго!» И он, и Ванни с Ричардом выразили свое вежливое английское сожаление. «Ты рассказываешь всем эти приключения с целью напроситься на жалость?» — недобро спросил меня супруг. Мне и так хотелось провалиться сквозь землю, я уж дождаться не могла скорее покинуть шотландский родовой замок XVI века и гостеприимного сэра Алистайра. Даже на обратном пути в машине я старалась притвориться спящей, чтобы ни с кем не разговаривать.
     Вот опять московские ночи, и я опять смотрю на счастливые огоньки «Чертова колеса» в Парке им. Горького и, как всегда, мечтаю. Музыки уже не слышно — середина осени. Только осенью случаются такие прозрачные тихие ночи, что хочется писать стихи, даже если никогда раньше этого не делал. И вдруг, тяжелая поступь соседа Анатолия. Вспыхнул свет, который я должна экономить на кухне и в прихожей по приказу Варвары Алексеевны. Ну что же ему все не спится... «Да не торопись убежать-то, принцесса на горошине. Я вот что скажу. Нашел я тут человека одного и он предлагает хороший размен квартиры на отдельные. Мощный это мужик, сила. Люблю таких. И стариков наших уговорил запросто. Я их, собак таких, до того уж и финочкой припугивал, и еще кое-чем. Но, упрямые черти, все равно отказывались и ничем их было не пронять. А он только что минут на пять к ним заскочил и готово. Они и не пикнули, и все подписали как миленькие. Гипнотизер он, по всему видать, такие глазищи. Мамаша моя, ведьма эта, тоже его боится. Говорит, всех смерть ждет от колдуна мертвого, никого не пощадит. В общем, по всему видать — стоящий мужик. Завтра он опять зайдет переговорить еще раз со всеми, а то вам дома не было. Будешь теперь иметь свои апартаменты. Правда, верно похуже, чем у английской королевы, но главное начать. Верно ведь говорю-то?»
     На завтра я этого обменщика действительно встретила. Этот человек удивительным образом напоминал призрак дома Мак Грегоров, но был как бы много старше и полон жизненной силой, энергией и уверенностью в себе. Мне он тоже понравился, особенно после его комплимента. Он назвал меня, как и сэр Алистайр из далекой Шотландии — «русской принцессой». Кажется, любовь к лести является моим большим недостатком и надо с этим бороться. А глаза у Римута Иштамаса (он сказал, что эстонец и родом из Таллинна) впрямь были очень красивые: большие, необычайно глубокого серого цвета, с меняющимися в зависимости от освещения оттенками — от совсем прозрачно-светлого до почти острого черного. Оттого-то можно было их подозревать в способности к гипнозу, и тут я согласна со своим соседом.
     Сосед Анатолий умер через месяц, в день переезда на новую квартиру. Обе бабули — двумя месяцами позже. Через полтора года, поскольку мы жили в Норвегии, мой муж по какой-то неотложной надобности попросил свою маму зайти в квартиру на Фрунзенской набережной. Семья из четырех человек, обитающая там ныне, никогда не слышала о человеке по имени Римут Иштамас.

Наталья Копсова
Осло


Рассказ впервые опубликован в журнале "Огонек" №18 за 1996 г.

Mы будем очень рады если Вы прибавите свой отзыв о статье в нашу Гостевую Книгу или пришлете ссылку
Добавить отзыв или комментарий | Добавить ссылку